Константин Сергеевич Аксаков
Читатели “Санкт-Петербургских Ведомостей” уже извещены о кончине К. С. Аксакова. Он умер 7-го декабря, на одном из Ионических Островов, Занте, куда доктора послали его в надежде, что воздух юга поправит его расстроившееся здоровье.
Он был человек в высшей степени замечательный. Трудно представить себе личность, более самобытную, более своеобразную, нежели каков был К. С. Аксаков. Жизнь его, мы полагаем, не прошла даром для земли русской. Он имел влияние на образование и развитие тех идей, которым назначено, по нашему мнению, исцелить Россию от существующих в ней недугов.
К. С. Аксакова связывала тесная дружба с покойным Хомяковым, который был двенадцатью годами старше его; жизнь того и другого посвящена была одному общему делу. Но редко можно было бы встретить две натуры, более противоположные. Хомяков – как мы имели случай заметить в этой же газете – был человек необыкновенно многосторонний; притом склад его игривого ума был таков, что часто шутка прикрывала глубину его убеждений, и многие, судившие о нем только по встречам в гостиных, могли даже не замечать этих глубоких убеждений. К. С. Аксаков не знал и не терпел шутки. Его убеждение было постоянно наруже, высказывалось в каждом его слове, в каждом действии. Он был весь сосредоточен на одной мысли, но односторонность в нем не только не была вредна, а, напротив, служила ему источником силы и средством действовать на людей, ибо самая мысль, на которой он сосредоточился, была цельна, жизненна, многостороння.
в доме своих родителей (частью в Самарской, частью в Оренбургской Губернии); кабинет его отца был его детскою; в тот возраст, когда другие дети забавляются куклами, он знал наизусть “Россиаду” Хераскова и другие творения нашей литературы прошлого века, которые находились в библиотеке его отца и по которым он учился читать. Тем более удивительно, что чужеземный тон и дух этой литературы не подействовал на мальчика. Он любил в ней только то, что прославляло Россию, доблести русских людей, и отвергал все нерусское. Его родные помнят, что он, 12-летним мальчиком, собирал вокруг себя своих младших братьев и сестер, заставлял их петь стихи, им же сочиненные, в которых предавал анафеме чужеземщину, и затем сжигал на костре французские записки, которые получались в доме от знакомых русских барынь.
Вскоре затем (в 1826 году) его родители переехали в Москву. Дорогою в Белокаменную, которой он еще не видал, ему приснился уже Кремль и Красная Площадь. Лет 14-ти и 15-ти, его находили не раз у памятника Минина и Пожарского, толкующим извозчикам и калачникам про события 1612 года. С поступлением в университет начинается в К. С. Аксакове сознательная работа ума ад самородным стремлением его души. В московском университете он с необычайною ревностью предался изучению иностранных литератур, в особенности древне-классических и немецкой; а потом углубился весь в творения германских философов. Это было время сближения Аксакова с Станкевичем, Белинским и людьми их круга. Но года через три по выходе (в 1835 г.) из университета, он прервал связь с этим кругом, объявив, что его взгляды не сходятся с их убеждениями. С этого времени Аксаков начал развивать и проводить свой взгляд на Россию и русскую жизнь, взгляд, так сказать, прирожденный ему, но который теперь окреп и определился теоретически. С этого времени начинается также, разорванная только смертию, дружба его с А. С. Хомяковым, который уже гораздо прежде, своим путем, пришел к тому же взгляду. – Определение и оценка этого взгляда вывела бы нас из пределов газетной статьи; но как, быть может, некоторые из читателей не имели случая познакомиться с сочинениями, в которых этот взгляд изложен, то мы скажем, что сущность его, выраженная в самых кратких словах, заключается в следующем: русский народ имеет свои самобытные жизненные начала; Россия должна быть верна этим началам и развивать их, как для собственного своего преуспеяния, так и для исполнения своей задачи в семье человечества; знать иностранное и пользоваться им необходимо; но там, где иностранное заглушило или исказило самобытные начала русской жизни, оно вредно; этот вред, где он существует, должен быть отстранен, возвращением к самобытным русским началам.
Для узнания самобытных начал русской жизни, дабы можно было возвратиться в ним там, где они заглушены или искажены, Аксаков и люди его убеждений настаивали на необходимости изучения древней Руси. Еще более настаивали они на необходимости не только теоретического знакомства с простым русским народом, но и восстановления нравственное связи с ним, в классе, образованием по-европейски. Читатели видят, как далеки эти благородные мысли от тех возгласов, которые слышались, некогда, с разных сторон против Аксакова, будто он желает безусловного возврата к состоянию древней Руси, будто он отвергает европейскую образованность, и т. п.
В магистерской диссертации К. С. Аксакова о Ломоносове, напечатанной в 1847 году, мы видим его мысль, только что перенесшеюся из области германской философии к созерцанию русской жизни. С того времени, он, до кончины своей, посвящал себя изучению русских и вообще славянских народных начал. Его статьи, из которых многие остаются в рукописи, имеют преимущественно содержанием это изучение, как в истории, так и в современности. О заслугах Аксакова в области русской истории скажет, мы надеемся, в скором времени, лучший судья этого предмета, нежели мы. В продолжение нескольких лет, Аксакову пришлось ограничить свою печатную деятельность лингвистикой. Он любил этого рода исследования не менее исторических, и здесь также проводил идею своей жизни. Он изучал в русской и вообще славянской речи то, что этой науке, весьма важны, как например, о перевесе имени и именных формаций над глаголом в составе русского и других славянских языков, о характере славянского спряжения глаголов и т. дал.
Независимо от ученых трудов, К. С. Аксаков, оставил нам поэтические произведения. Известны его драма: “Освобождение Москвы в 1612 году”, его комедия “Князь Луповицкий”. Большая и лучшая часть его лирических стихотворений еще не напечатаны. Но он не служил поэзии как художественному творчеству: в форме поэтических произведений он выражал те самые мысли, которые владели всем его бытием, и которые он проводил в науке и в жизни. Да не поставят ему этого в упрек сторонники “искусства для искусства”. На имя художника К. С. Аксаков не имел никакого притязания. Иного характера поэтическая деятельность не могла иметь места в этом человеке, в котором все сосредоточивалось на одной жизненной идее, и все служило ей.
К. С. Аксаков умер на 43-м году от роду. Долгая и мучительная болезнь его отца, скончавшегося полтора года назад, сломила его. После кончины отца, он, человек, одаренный атлетическими силами, и в котором кипел еще преизбыток юношеской энергии, вдруг стал похож на старца. Трудно передать словами ту нежную любовь и привязанность, какую питал К. С. Аксаков к своему отцу.
К. С. Аксаков соединял с своею обширною ученостью, с постоянною деятельностью ума, детскую простоту и доброту сердца. Он был человек самой высокой нравственности. Смерть его на отдаленном острове, среди родных, сопровождавших его за границу, была трогательна и прекрасна. “Он умер как христианин” – писал нам свидетель его кончины – “исповедавшись, приобщившись, с полною, но грустною покорностью. В предсмертном бреду, он тосковал о том, что вырывается у него перо из рук, что так много хотелось бы и нужно было ему сказать мыслей; он постоянно упоминал имя Хомякова; он тосковал о России и воображал себя возвращающимся, обратно "плывущим" в Россию...”
русской
А. Гильфердинг.