Вводная часть |
ПРИЛОЖЕНИЯ К ТРЕТЕЙ ЧАСТИ
Вот указание, критическое отчасти, поэтических мест в стихотворениях Ломоносова.
В оде второй:
Взойди на брег крутой выской,
Где кончится землею понт;
Простри свое чрез воды око,
Коль много обнял горизонт;
Внимай, - как юг пучину давить,
С песком мутит, зыбь на зыбь ставит,
Касается морскому дну,
На сушу гонит глубину
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Последний стих напоминает стихи Языкова;
И бегут чрез крутояры
Многоводной Ниагары
Ширина и глубина.
И так вот где отозвалось это смелое и прекрасное употребление слова.
На встоке, западе и юге,
Во всем пространном света круге
Ужасны Росские полки
Мечи и шлемы отложите,
И в храбры руки днесь возмите
Зелены ветьви и цветки.
Союзны царства утверждайте
В пределах ваших тишину,
Вы бурны вихри не дерзайте
Подвигнути ныне глубину.
Как сладкий сон вливает в члены,
Во дни трудами изнуренны,
Отраду, легкость и покой,
Как мысль в веселье утопает
О коль прекрасен свет блистает,
Являя вид страны иной!
Там мир в полях инад водами;
Там вихрей нет, ни шумных бурь;
Между млечными облаками
Теперь во, всех градах Российских
По селам и в степях Азийских
Единогласно говорят:
. . . . . . . . . . . . . . .
Не будет страшной уж премены
И от Российских храбрых рук
Рассыплются противных стены
И сильных изнеможет лук.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Из оды шестой:
Нам в оном ужасе казалось,
Что море в ярости своей
С пределами небес сражалось,
Земля стонала от зыбей,
Что вихри в вихри ударялись,
И тучи с тучами смирились,
И устремлялся гром на гром,
И что надуты вод громады
Текли покрыть пространны грады.
Сладка плодам во время зною
Прохлада влажныя росы.
И сон под тенью древ густою
Приятен в жаркие часы
Да возрастет Ея держава,
Богатство, щастье и полки,
И купно дел геройских слава;
Как ток великия реки
Чем дале бег свой простирает,
Тем больше вод в себя вмещает,
И множество градов поит;
Разлившись на поля восходят,
Обильный тук на них наводит,
И жатвы щедро богатит.
Из оды седьмой:
Там муж звездами изпещренный
Свой светлый напрягает лук,
Диана стрелы позлащены
Сним мещет из прекрасных рук.
Ты суд и милость сопрягаешь,
Повинных с кротостью казнишь,
Без гневу злобных исправляешь,
Ты осужденных кровь щадишь.
Так Нил смиренно протекает:
Брегов своих он не терзает,
Но пользой выше прочих рек!
Своею сладкою водою,
В лугах зеленых пролитою,
Златой дает Египту век.
Тогда от радостной Полтавы
Победы Росской звук гремел,
Тогда не мог Петровой славы
Вместить вселенныя предел;
Тогда Вандалы побеждены
Главы имели преклонены
Еще при пеленах Твоих;
Тогда предъявлено судьбою,
Что с трепетом перед тобою
Да будет тое (счастие) невредимо,
Как верьх высокия горы
Взирает непоколебимо
На мрак и вредные пары;
Не может вихрь его достигнуть,
Ни громы страшные подвигнуть
Взнесет к безоблачным странам,
Ногами тучи попирает,
Угрюмы бури презирает,
Смеется скачущим волнам.
Полн. собр. соч. М. В. Лононосова. Спб. 1803, ч. 1.
У Державина:
Плывет по скачущим волнам.
Из оды восьмой:
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою,
Ты смолешь щедрою рукою
Свое богатство по земли.
Когда на трон она вступила,
Как Вышний подал Ей венец:
Тебя в Россию возвратила,
Воине поставила конец;
Тебя прияв облобызала:
Мне полно тех побед, сказала,
Длякоих крови льется ток.
Я Россов щастьем услаждаюсь,
Я их спокойством не меняюсь
На целыйзапад и восток.
Ужасный чудными дымами,
Зиждитель мира искони
Своими положил судьбами,
Себя прославить в наши дни,
Послал в Россию человека,
Он говорит про победу:
И шум в полкахсо всех сторон,
Звучащу славу заглушает,
И грому труб ее мешает
Плачевный побежденных стон.
Толикое земель пространство
Когда Всевышний поручил
Тебе в щастливое подданство,
Тогда сокровища открыл,
Какими хвалится Индия:
Но требует к тому Россия
Искусством утвержденных рук;
Сие злату очистит жилу,
Почувствуют и камни силу
Тобой восставленных наук.
Хотя всегдашними снегами
Покрыта северна страна,
Где мерзлыми борей крылами
Твои взвевает знамена;
Велик своими чудесами:
Там Лена чистой быстриной,
Как Нил народы напояет
И бреги наконец теряет,
Сравнившись морю шириной.
Коль многи смертным неизвестны
Творит натура чудеса,
Где густостью животным тесны
Стоят глубокие леса,
Где в роскоши прохладных теней
На пастве скачущих еленей,
Ловящих крик не разгонял;
Охотник где не метил луком;
Секирным земледелец стуком
Поющих птиц не устрашал.
У Державина:
Леса, которые от века
Ни стук секир, ни человека
Веселый глас не возмущал.
Там тьмою островов посеян,
Реке подобен океан;
Небесной синевой одеян,
Павлина посрамляет вран.
Там тучи разных птиц летают
Чтопестротою превышают
Одежду нежныя весны;
Питаясь в рощах ароматных
И плавая в струях приятных,
Не знают строгия зимы.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1805, ч. 1.
Из оды девятой:
Заря багряною рукою,
От утренних спокойных вод,
Выводит с солнцем за собою
Твоей державы новый год.
Пушкин пародировал с любовью эти стихи в Евг. Онегине:
Заря багряною рукою; и пр.
Далее:
Тебе, богиня, возсияла
И наших искренность сердец
Пред троном Вышнего пылает
Да счастием твоим венчает
Его средину и конец
Да движутся светила стройно
В предписанных себе кругах,
И реки да текут спокойно
В тебе послушных берегах.
С способными ветрами споря,
Терзать да не дерзнет борей
Покрытого судами моря
Пловущими к земли Твоей:
Да всех глубокой мир питает
Железо браней да не знает,
Служа в труде безмолвных сел.
В луга усыпанны цветами
Царица трудолюбных пчел,
Блестящими шумя крылами,
Стекается, оставив розы
И сотом напоенны лозы,
Со тщанием отвсюду рои.
Но море нашей тишины
Уже пределы превосходит,
Своим избытком мир наводит,
Разлившись в западны страны.
Прекрасная мысль; вот значение и назначение России. Ломоносов кажется понимал его.
И меч твой лаврами обвитый,
Не обнажен, войну пресек.
В полях исполненных плодами,
Где Волга, Днепр, Нева и Дон
Своими чистыми струями
Шумя, стадам наводят сон,
Сидит и ноги простирает
На степь, гдеХину отделяет
Пространная стена от нас;
Веселый взор свой обращает,
И вкруг довольства исчисляет,
Полн. собр. М. В. Ломоносова. М. 1845, ч. 1.
Из оды десятой:
Коль часто долы оживляет
Ловящих шум меж наших гор,
Когда богиня понуждает
Зверей чрез трубный глас из нор!
Ей ветры в след не успевают;
Коню бежать не воспящают
Ни рвы, ни частых ветвей связь:
Крутит главой, звучит браздами,
И топчет бурными ногами,
Прекрасной всадницей гордясь.
Полн. собр. М. В. Ломоносова. М. 1845, ч. 1.
Из оды двенадцатой.
Когда на холме кто высоком
Сидя, вокруг объемлет оком
Поля в прекрасный летний день,
Сады, долины, рощи злачны,
Шумящих вод ключи прозрачны
Стада ходящи меж цветами,
Обильность сельского труда,
И желты класы меж браздами;
Что чувствует в себе тогда?
Там в круг облек Дракон ужасный
Места святы, места прекрасно,
И к облакам сто глав вознес!
Весь свет чудовища страшится,
Един лишь смело устремиться
Российский может Геркулес.
Един сто острых жал притупит
И множеством низвергнет ран,
Един на сто голов наступит,
Восставит вольность многих стран.
В своих увидит предков явны
Дела велики и преславны,
Что могут дух природы дать.
Уже младого Михаила
Была к тому довольна сила
И после страшной перемены
В пределах удержать врагов;
Собрать рассыпанные члены
Такого множества градов.
Сармат с свирепостью своею
Трофеи отдал Алексею.
Он суд и правду положил,
Он войско правильное вскоре,
Он новый флот готовил в море;
Но все то Бог Петру судил.
Но ныне мы не зная брани,
Прострем сердца и мысль и длани
С усердным гласом к небесам,
О Боже крепкий Вседержитель,
Пределов Росских расширитель,
Коль милостив бывал Ты нам!
Воззри к нам с высоты святые,
Воззри, коль широка Россия,
Которой дал ты власть и цвет.
От всех морей и гор высоких,
К тебе взывали девять лет.
Полн. соб. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1805. ч. 1.
У Языкова:
Из равнин, степей широких,
С рек великих, с гор высоких,
От осьми твоих морей.
Он (Петр) жив, надежда и покров;
Он жив, во всестраны взирает,
Свою Россию обновляет;
Полки, законы, корабля
Сам строит, правит и предводит,
Натуру духом превосходить,
Герой в морях и на земли.
Божественный певец Давид
Священными шумит струнами,
И Бога полными устами
Исайя восхищен гремит.
Полн. соб. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1805. ч. 1.
Безгласна видя на одре
Защитника, отца, героя,
Рыдали Россы о Петре.
Везде наполнен воздух воя,
И сетовали все места:
Земля казалася пуста:
Взглянут на небо, не сияет;
Взглянут на реки, не текут,
И гор высокость оставляя
Натуры всей пресекся труд.
Необходимая судьба
Во всех народах положила,
Дабы военная труба
Унылых к бодрости будила,
Чтоб в недрах мягкой тишины
Не зацвели, водам равны,
Что вкруг защищены горами,
Дубровой, неподвижны спят,
И под ленивыми листами
Ведет Творец, Он идет в след;
Воздвиг нас. Россы ускоряйте,
На образ в знак Его побед
Рифейски горы истощайте,
Дабы Его бессмертный лик,
Как солнце, светел и велик,
Сиял во все концы земные.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб 1805, ч. 1.
Из оды семнадцатой:
Когда по глубине неверной,
К неведомым брегам пловец
Спешит по дальности безмерной,
И не является конец;
Прилежно смотрит птиц полеты,
В воде и в воздухе приметы,
И как уж томную главу
На брег желанный полагает,
В слезах от радости лобзает
Песок и мягкую траву.
Из оды восемнадцатой:
Как хорош оборот:
Любовь твоя к Екатерине,
Екатеринина к тебе,
Победу даровала ныне
Обширность наших стран измерьте,
Прочтите книги сданных дел,
И чувствам собственным поверьте:
Не вам подвергнуть наш предел.
Исчислите тьму сильных боев,
Исчислите у нас героев
От земледельца до Царя,
В суде, в полках, в морях и селах,
В своих и на чужих пределах,
И у святого олтаря.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб 1805, ч. 1.
Из оды девятнадцатой:
Пою наставший год: он славен,
Он будет красота веков,
Богиня, радость и покров!
Среди торжественного звуку
О ревности моей уверь,
Что ныне чтя Петрову внуку,
Пою, как пел Петрову дщерь.
Сам Бог ведет, и кто противу?
Кто ход его остановит?
Как океанских вод разливу,
Навстречу кто поставит щит!
Где звуки? где огни и страхи?
Где, где всегдашний дым и прахи?
В них Вышний не благоволил,
В свою не принял благостыню.
Превыше облак восходящий
Недвижно зрит от звезд Атлант,
На вихрь в подножиях шумящий.
О ты, пресветлый предводитель
От вечности текущих лет,
Цветущих, дышущих живитель,
Позволь к твоему мне дому,
Ко храму твоему златому,
Позволь приближившись воззреть!
Уже из светлых врат сапфирных
Направил коней ты эфирных,
Ржут, топчут твердь, спешат лететь.
Ты с новым торжествуя годом,
Между блистающих колес
Лазуревым пустился сводом,
Течешь на крутизну небес;
Стремясь к приятствам вешней неги,
Одолеваешь зиму, снеги!
Таков Екатеринин нрав.
Далее: опять доказательство сказанного нами о сравнениях.
Когда с преимспренних несносной
Приближится на землю жар;
То дождь прольешь нам плодоносной,
Подняв, сгустив во облак пар.
Умеришь тем прекрасно лето....
Достигнет солнце, где весы
Равняют день и ночь на свете.
Я слышу нимф поющих гласы,
Носящих сладкие плоды;
Там в гумнах чистят тучны классы:
Шумят огромные скирды.
Среди охотничей тревоги,
Лесами раздаются роги,
В покое представляя брань.
"Цветут во славе мною царства,
"И пишут правый суд цари;
"Гнушаясь мерзостью коварства,
"Решу нелицемерно при.
"Могу дела исчислить задни,
"И что рождается по вся дни;
"О будущем предвозвещу;
"Мои полезны всем советы;
"От чтителей моих наветы
"Предупреждая отвращу".
"Господь творения начало
"Премудростию положил;
"При мне впервые воссияло
"На тверди множество светил;
"И в недрах неизмерной бездны
"Назначил словом беги звездны.
"Со мною солнце он возжет,
"В стихиях прекратил раздоры,
"Унизил дол, возвысил горы,
"И предписал пучине брег".
Смотри, смотри, внимай, вещают,
В обширны русские края,
Где сильны реки протекают,
Народы многие поя;
Из них чрез гор хребты высоки
Прольются новыё потоки
Екатерининой рукой.
Дабы, чрез сочетанны воды,
Друг другом пользуясь, народы
Размножили избыток свой
Надо помнить, что мы выписываем и относительно языка.
Сколько есть прекрасных стихов в его Разговор с Анакреоном:
Мне петь было о Трое,
О Кадме мне бы петь,
Да гусли мне в покое
Любовь велят звенеть.
Я гусли со струнами
Вчера переменил,
И славными делами
Алкида возносил,
Да гусли поневоле,
Любовь мне петь велят.
О вас герои боле,
Прощайте, не хотят.
Мне девушки сказали:
Ты дожил старых лет,
И зеркало мне дали;
Смотри, ты лыс и сед.
Я не тужу нимало,
Иль темя гладко стало,
И весь я побелел.
Полн. собр. соч. М. В. Лономосова. Спб. 1803, ч. 1.
Мастер в живопистве первой,
Первой в Родской стороне,
Мастер научен Минервой,
Напиши любезну мне.
Напиши ей кудри черны,
Без искусных рук уборны;
С благовонием духов,
Буде способ есть таков.
Дай из роз в лице ей крови,
И как снег представь белу.
Проведи дугами брови
По высокому челу.
Не своди одну с другою,
Но расставь их меж собою,
Сделай хитростью своей,
Как у девушки моей.
Как хороши еще стихи его из Анакреона; так они просты и грациозны:
Ночною темнотою
Покрылись небеса,
Все люди для покою,
Сомкнули уж глаза.
Внезапно постучался
У двери купидон;
Приятной перервался
В начале самом сон.
Кто так стучится смело?
Со гневом я вскричал.
Согрей обмерзло тело,
Сквозь дверь он отвечал;
Чего ты устрашился?
Я мальчик чуть дышу,
Я ночью заблудился,
Обмок и весь дрожу.
Тогда мне жалко стало,
Я свечку засветил,
К себе его пустил.
Увидел, что крылами
Он машет за спиной;
Колчан набит стрелами;
Лук стянут тетивой.
Жалея о несчастье,
Огонь я разложил,
И при таком ненастьи
К камину посадил.
Я теплыми руками
Холодны руки мял,
Я крылья и с кудрями
До суха выжимал
Полн. собр. соч. М. В. Ломовосова. Спб. 1803, ч. 6.
Сколько также прекрасных и сильных стихов в перевод оды на счастие, Руссо, особливо когда сравнить с переводом Сумарокова:
Слепые мы судьи, слепые,
Чудимся таковым делам!
Одни ли приключенья злые
Дают достоинство царям?
Без брани хищной инасильной
Не можно разве устоять?
Не можно божеству земному,
Без ударяющего грому
Своим величеством блистать?
Вотще готовит гнев Юноны
Енею смерть среди валов;
Премудрость! чрез твои законы
Он выше рока и богов.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова, 1803, ч. 1.
Как хорош его шестистопный ямбический стих, как слышен он у Пушкина с своею простотой и важностию вместе; напр.: в надписи к статуе Петра Великого:
Се образ изваян премудрого героя,
Что ради подданных лишив себя покоя,
Последний принял чин, и царствуя служил,
Свои законы сам примером утвердил,
Рожденны к скипетру простер в работу руки,
Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.
Когда он строил град, сносил труды в воинах,
В землях далеких был и странствовал в морях,
Домашних побеждал и внешних супостатов.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова, 1803, ч. 1.
Надпись 4:
Зваянным образом, что в древни времена
Героям ставили за славные походы,
Невежеством веков честь божеска дана,
И чтили жертвой их последовавши роды,
Что вера правая творить всегда претит.
Но вам простительно, о поздые потомки,
Когда услышав вы дела Петровы громки,
Поставите олтарь пред сей геройский вид.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1803, ч. I.
Надпись 20:
Повсюду ныне мир возлюбленный цветет,
Лежит оружие, и с кровью слез не льеть;
И земледелец плугвыносит безопасно.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1803, ч. I.
Надпись 22:
Желая некогда преславный остров Род
Себе хвалу снискать, другим давать отраду,
Поставил на брегу пречудную громаду;
Великий исполин седмидесят локтей
Светильник чрез всю ночь держал поверх зыбей,
Далече блеск пускал чрез море неустройно,
И корабли вводил в пристанище спокойно.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1803, ч. I.
Надпись 23:
Когда ночная тьма скрывает горизонт,
Скрываются поля, леса, брега и понт.
Чувствительны цветы во тьме себя сжимают,
От хладу кроются и солнца ожидают;
Но только лишь оно в луга свой луч прольет,
Открывшись в теплоте сияет каждый цвет,
Богатство красоты пред оным отверзает,
И свой приятной дух, как жертву проливает.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносов. Спб. 1803, ч. I.
Надпись 25:
Победе следует весело торжество,
Звучат в полках трубы, на пленниках оковы,
В противничей крови несут щиты багровы.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 4.
Надпись 26:
Хотя счастливые военные дела
Монархов громкая на свете похвала;
Но в ясной тишине возлюбленного мира
Прекраснее ко всем сияет их порфира.
Велико дело в том, чтоб часто побеждать;
Но более того всегдашний мир держать.
В победах надлежит полкам большая доля,
В победах счастию почти дана вся воля.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Производить плоды природно только лету,
И кроткий мир един дает богатство свету.
То правда, надлежит и зиму тем хвалить,
Что может суровство поветрий отвратить,
И вредны умертвить в лесах и нивах гады.
Подобные дает счастлива брань отрады.
И нам является прекрасная весна;
От ней неистовы Бореи убегают:
От ней приятные Зефиры вылетают;
Дыхая по земле, дыхая по водам,
Велят всходить цветам, велят упасть волнам.
Ведут суда в моря и земледельца в нивы,
Готовят сладкой плод и в пристань путь счастливый.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В довольстве спеет трут, довольствие в труде
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Толиким множеством божественных даров
Довольствуемся мы имея всем покров.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Надпись 27.
Не зубы стер боец пред Римлянами львице,
Ниже кто облетелвсех прочих в колеснице.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Надпись 29:
И тщится ускорить щедротой всход наук,
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Надпись 38:
По правде вечность есть пространный Океан,
Что вихрям завсегда на колебанье дан.
В ней лета, корабли, что скоро пробегают,
И вдальности себя безвестной закрывают.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сии наполнены довольством корабли
Мы видим веселясь со счастливой земли.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да многие потом довольств увидим полны,
Не ведая, что вихрь, не ведая, что волны.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Стихи Ея Императорскому Величеству Елисаветы Петровны. В них особенно видно, как сильно поражало Ломоносова пространство России, о котором так прекрасно говорит Гоголь:
Где в свете есть народ, земля, страна и царство
Подобная стране, Монархиня, Твоей?
От запада твое простерлось государство,
От юга, севера и утренних полей.
Другую часть страны Твоей покоит ночь;
Как утрення заря Камчатку озаряет,
Вечерняя отсель тогда отходит прочь;
Когда имеет ночь народ Твой южный летом,
То северный народ в трудах полдневных бдит;
Как звездным Астрахань в ночи блистает светом,
То Кол во полнейшем блистанье солнце зрит.
Начавши от Двины огнь праздничный пылает,
По дальнейший Амур, что Хин от нас делит.
И с восклицанием во всех странах шумящим
Языки разными вещает твой народ.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 1.
Письмо к И. И Шувалову:
Прекрасны летни дни сияя на исходе,
Богатство с красотой обильно сыплют в мир;
Надежда радостью кончается в народе;
Натура смертным всем открыла общий пир.
Созрелые плоды древа отягощают
И кажут солнечным румянец свой лучам,
Что снят своей рукой, тот слаще плод устам.
Сие довольствие и красота всеместна,
Не только жителям обильнейших полей
Полезной роскошью является прелестна,
Богинь влечет она приятностью своей.
Чертоги светлые, блистание металлов.
Оставив, на поля спешит Елисавет;
Ты следуешь за ней, любезный мой Шувалов
Туда, где ей Цейлон и в севере цветет,
Где хитрость мастерства преодолев природу,
Осенним дням дает весны прекрасный вид,
И принуждает в верх скакать высоко воду,
Хотя ей тягость вниз и жидкость течь велит.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Отрада вся, когда о лете я пишу;
О лете япишу, а им не наслаждаюсь,
И радости в одном мечтании ищу.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1805, ч. I.
Выпишем хотя несколько мест из его поэмы: Петр Великий.
З
Лишь с морем видны вкруг слиянны небеса
Тут ветры сильные имея флот во власти,
Со всех сторон сложась к погибельной напасти,
На Запад и на Юг, на Север и Восток
Стремятся, и вертят мглу, влагу и песок:
Перуны мрак густой сверкая разделяют,
И громы с шумом вод свой треск соединяют;
Меж морем рушился и воздухом предел;
Дождю на встречу дождь с кипящих волн летел;
В сердцах великой страх сугубят скрыпом снасти.
Но промысл в глубину десницу простирает;
Оковы тяжкие вдруг буря ощущает.
Как в разных разбежась свирепый конь полях,
Ржет, пышет, от копыт восходит вихрем прах;
Однако доскакав до высоты крутые,
Вздохнув кончает бег, льет токи потовые:
Так Север укротясь впоследни восстенал.
По усталым валам Понт пену расстилал;
Исчезли облака; сквозь воздух в Юге чистый,
Меж ними кораблям в залив отверзся вход,
Убежище пловцам от беспокойных вод.
Бездонный океан травой как луг покрыт.
Достигло дневное до полночи светило,
Но в глубине лица горящего не скрыло,
Как пламенна гора казалось меж валов,
И простирало блеск багровый из-за льдов.
Среди пречудные при ясном свете ночи
Верьхи златых зыбей пловцам сверкают в очи.
Между высокими камнистыми горами,
Что мы по зрению обыкли звать мелями.
Уборы внутренни покров черепокожных,
Бесчисленных зверей, во глубине возможных.
Там трон жемчугами усыпаный янтарь;
На нем сидит волнам седым подобен царь.
"Твои, сказал, моря, над нами царствуй век;
"Тебе течение пространных тесно рек:
"Построй великой флот; поставь в пучинестены".
Принесши плод земля, лишилась летней неги;
Летит с крутых верхов на Ладогу Борей,
Дожди и снег и град трясет с седых кудрей.
Наводит на воду глубокие морщины:
Сквозь мглу ужасен вид нахмуренной пучины.
Смутившись тягостью его замерзлых крыл,
Крутится и кипит с водой на берег ил.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
В пример простых, но прекрасных разговорных стихов приведем:
Пахомей говорит, что для святого слова
Риторика ничто; лишь совесть будь готова.
Ты будешь казнодей лишь только стань попом,
И стыд весь отложи. Однако врешь, Пахом.
На что риторику совсем пренебрегаешь?
Ее лишь ты одну, и то худенько знаешь.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
В пример того же приведем басню, ненапечатанную в его стихотворениях, но вРиторике:
Лишь только дневной шум замолк,
Надел пастушье платье волк,
И взял пастуший посох в лапу,
На уши вздел широку шляпу,
И крался тихо сквозь лесок,
На ужин для добычи к стаду.
Увидел там, что Жучко спит,
Обняв пастушку Фирс храпит,
И овцы все лежали сряду.
Он мог из них любую взять;
Но не довольствуясь убором,
Хотел прикрасить разговором,
И именем овец назвать.
Однако чуть лишь пасть разинул,
Раздался в роще волчий вой.
Пастух свой сладкой сон покинул,
И Жучко бросился с ним в бой;
Один дубиной гостя встретил,
Другой за горло ухватил;
Тут поздно бедный волк приметил,
Что чересчур перемудрил,
В волах я в рукавах связался,
Но Фирс не долго размышлял,
Убор с него и кожу снял.
Я притчу всю коротким толком
Могу вам, господа, сказать:
Кто в свете сем родился волком,
Тому лисицей не бывать.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносов. Спб. 1803, ч. 6.
Здесь есть один отрывок, который указывает, что Ломоносов просил об учреждении Университета; он интересен и не в поэтическом отношении:
Любитель тишины, собор драгих наук,
Защиты крепкие от бранных ищет рук....
И славный слух, когда твой Университет,
О имени Твоем под солнцем процветет!...
В России древности, в натуры тайны вникаем....
Для славы Твоея, для общего плода,
Не могут милости быть рано никогда.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносов. Спб. 1803, ч. 6.
Мы должны сказать еще об одном замечательном произведении Ломоносова, которое все заслуживает полного внимания: это письмо к Шувалову о пользе стекла. Наука много значила для Ломоносова; она наполняла всего его, наполняла живо, и он был не сухой ученый, ремесленник. Наука имела для него всю поэтическую сторону. Это видим в послании о пользе стекла. Мы считаем нужным сделать из него сравнительно большие выписки. Удивительно, как здесь обращается он с языком, как вмещает он в него свои мысли и трудные, почти технические выражения, и как силен и соразмерен является язык. Вот наши выписки:
Не должно тленности примером тое быть,
Чего и сильный огнь не может разрушить,
Стекло им рождено; огонь его родитель.
С натурой некогда он произвесть хотя
Достойное себя и оные дитя.
Во мрачной глубине, под тягостью земною,
Где вечно он живет и борется с водою,
Все силы собрал вдруг, и хляби затворил,
В которы Океан на брань к нему входил.
Напрягся мышцами и рамена подвигнул,
И тяготу земли превыше облак вскинул.
Внезапно черный дым навел густую тень;
И в ночь ужасную переменился день.
Но ужасу тому последовал конец:
Довольна чадом мать, доволен им отец.
Прогнали долгу ночь и жар свои погасили,
И солнцу ясному рождение открыли.
Но что ж от недр земных родясь произошло?
Любезное дитя, прекрасное стекло....
Огромность тяжкую плода лишенных гор
Художеством своим преобратив в фарфор.
Еще при том желал, чтоб цвел всегда прекрасен
И в северных странах в снегу зеленый сад,
Цейлон бы посрамил, пренебрегая хлад. -
И удовольствовал он мысли прихотливы.
Взирая в древности народы изумленны,
Что греет, топит, льет и светить огнь возженный,
Иные божеску ему давали чести
Иные знать хотя, кто с неба мог принесть,
Представили в своем мечтанье Прометея.
Не огнь ли он стеклом умел сводить с небес
Боясь падения неправой оной веры,
Вели всегдашню брань с наукой лицемеры;
Дабы она, открыв величество небес,
И разность дивную неведомых чудес,
Не показала всем, что непостижна сила
Единого Творца весь мир сей сотворила.
Астроном весь свой век в бесплодном был труде,
Запутан циклами, пока восстал Коперник,
Презритель зависти и варварству соперник.
Из мысли ходим в мысль; из света в свет иной.
Везде божественну премудрость почитаем,
В благоговении весь дух свой погружаем.
Чудимся быстрине, чудимся тишине,
Что Бог устроил наш в безмерной глубине
В ужасной скорости, и купно быть в покое,
Кто чудо сотворит кроме Его такое?
Уже Колумбу вслед, уже за Магелланом,
Круг света ходим мы великим Океаном,
И видим множество божественных там дел,
Земель и островов, людей, градов и сел,
Незнаемых пред тем и странных там животных,
Зверей и птиц и рыб, плодов и трав несчетных.
Преломленных лучей пределы в нем (стекле) неложны
Поставлены Творцем; другие не возможны.
В благословенной нам и просвещенной век
Чего не мог дойти по оным человек?
Но в нынешних веках нам микроскоп открыл,
Что Бог в невидимых животных сотворил!
И нервы, что хранят в себе животны силы!
Не меньше, нежели в пучине тяжкий кит,
Нас малый червь частей сложением дивит.
Велик Создатель наш в огромности небесной!
Велик в строении червей, скудели тесной!
Стеклом познали мы толики чудеса,
Чем он наполнил Понт, и воздух и леса.
Услышав в темноте внезапный треск и шум,
И видя быстрой блеск, мятется слабый ум.
Дабы истолковать, что молния и гром,
Такие мысли все считает он грехом.
Вертясь стеклянный шар, дает удары с блеском,
С громовым сходственный сверканием и треском;
Дивился сходству ум: но видя малость сил,
До лета прошлого сомнителем в том был;
Довольствуя одни чрез любопытство очи,
Искал в том перемен приятных дни и ночи.
Внезапно чудный слух по всем странам течет,
Что от громовых стрел опасности уж нет;
Котора от стекла движением исходит;
Что зная правила изысканы стеклом,
Мы можем отвратить от храмин наших гром.
Единство оных сил доказано стократно:
Мы лета ныне ждем приятного обратно.
Тогда о истине стекло уверит нас,
Ужасный будет ли безбеден грома глас?
Ходя за тайнами в искустве и природе,
Я слышу восхищен веселый глас в народе.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2.
В стихах Ломоносова вообще, и в этом произведении особенно, часто является наука, так им любимая, и в тоже время глубокое сочувствие природы; везде, где он только ее касается, стихи его становятся прекрасны.
Ломоносов написал две трагедии: Тамира и Силин, и Демофонт. Ни ту, ни другую нельзя назвать целым поэтическим созданием; но и в той и в другой, особенно в первой, есть истинные поэтические места не только относительно языка. Так как эти трагедии имеют маловсеобщей известности, то мы изложим одну из них, именно первую, в которой более достоинства, и выпишем оттуда замечательные места; сверх того в ней в самых характерах лиц, в положениях, есть много изящного.
Действие в Крыму, в Кафе; лица: Мумет Царь Крымский, Мамай Царь Татарский. Тамира дочь Муметова, Селим Царевич Багдадский, Нарсим брат Тамирин, Надир брат Муметов, Зайсан визирь Муметов, Клеона мамка Тамирина, два вестника и воины. Основание взято из исторического сказания, что Мамай, разбитый Димитрием на Куликовом поле,бежал вКафу и был там убит. Содержание самой трагедии состоит в том, что Селим осадил с войском Кафу, что Мумет обещал в супружество Мамаю свою дочь и послал к нему в помощь Нарсина с войском. В начал трагедии ни Мамая, ни Нарсима еще нет. Селим видел на стенах Тамиру и полюбил ее, и любим взаимно; вследствие этого он готов дать мир Мумету, и вступает с ним в союз. Так начинается эта трагедия. Тамира, в первом явлении с Клеоной, говорит:
Настал ужасный день, и солнце на восходе
Кровавы пропустив сквозь пар густой лучи,
Дает печальный знак к военной непогоде;
Отец мой воинству готовится к отпору,
И на стенах стоять уже вчера велел.
Селим полки свои возвел на ближню гору,
Чтоб прямо устремить на город тучу стрел.
На гору, как орел, всходя он возносился,
Который с высоты на агнца хочет пасть,
И быстрый конь под ним как бурной вихрь крутился;
Селимово казал проворство тем и власть.
Он ездил по полкам, пока тень мрачной ночи
Закрыла от меня поля, его, и строй.
Потом и томные хотя сомкнулись очи,
Однако видела его перед собой:
Во сне либыло то, или то было въяве;
Смущался мысльми сон, смущались мысли сном;
Селим казался мне великолепен в славе,
Таков осанкою, Клеона, и лицом,
Как в перемирны дни скакал перед станами,
Искусством всех других и взором превышал,
И стрелы пущены уже под облаками,
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова, ч. 2.
Она усылает Клеону смотреть, не началось ли сражение; оставшись одна, она старается себя уверить, что противник их не Селим, а отец его, который послал его против Мумета, и невольно увлекается в другую сторону, все думая о Селим. Это место истинно поэтическое; мы его выпишем:
Что он противу вас вооружился в поле,
Сыновняя любовь и должности велят.
И как родительской не согласиться воле?
Отец его! отец, не он ваш супостат.
Он счастлив, что ему есть в старости замена;
Благополучна мать, что в свет произвела!
И ежель есть сестра, то коль она блаженна,
Что слет младенческих с ним купно возросла!
Но коль родилась та на свет благополучно,
Которой щедрая устроила судьба,
Чтобы с Селимом жить до смерти неразлучно!
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
Клеона возвращается и говорит, что Селим кажется идет прочь от Крыма. Тамара, еще не признаваяся Клеону в любви, говорит, что верно какой-нибудь предатель изменил Селиму -
Или отец объят нечаянно войною,
И требует себе его на помочь сил.
Я чаяла конца и по паденье мнимом,
Оплакав кровь граждан и стен оставший прах,
И при Евфратских жить невольницей брегах.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
Клеона видит ее смущение, спрашивает, от чего? -
Или ужасные и грозные мечтанья
Обеспокоили младую мысль во сне?
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
Наконец Тамира признается; здесь прекрасные, поэтические стихи:
Что делать мне теперь, когда он прочь идет?
Уже все мысли с ним на берег обратились;
Я с ним, я с ним среди морских валов плыву,
И горы Крымские от нас из виду скрылись!
Какой объемлет хлад и мрак мою главу!
Уедет, о моей любови неизвестен,
И слез моих себе не будет представлять!
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
Клеона говорит ей, что Селим считает блаженством только -
Как стены падают и города дымятся,
Когда мечи блестят, течет по копьям кровь.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
За ним бы следовать ни горы мне высоки,
Ни конским топотом смущенный в поле прах,
Ни копья, ни мечи, ниже кровавы токи,
Ниже какой иной не возбранил бы страх.
Любовию горят не редко и герои,
От ней избавиться не можно никому.
Кому любезнее сражения и бои
И жить всегда в шатрах, как брату моему?
Однако ныне он последуя Мамаю,
Хотя в Российской край пошел вооружен,
Но мысли все свои, Клеора, верно зная,
Все мысли клонит к той, которой уязвлен.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
Мумет приходит и возвещает дочери о мире сСелимом, и что Мамай назначен ей женихом; Тамира отвечает:
Что я с младенчества родительскую волю
Привыкла исполнять, довольно знаешь сам;
Своею почитать не отрицаюсь долго,
Которую мне дать угодно небесам.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова Спб. 1803, ч. 2.
друг друга, они вместе были в Индии. Здесь является намек на прежнюю, другую, вне настоящего действия лежащую жизнь Селима; это прекрасное место; оно обнаруживает поэтическую природу. Не нужно для трагедии, не нужно для хода действия, знать, что Селим был в Индии. Но это совершенно поэтическое явление, когда бросается свет на другую, сюда не входящую жизнь человека, на другие его дни; это дает знать, что была иная жизнь, иные годы, иные интересы, - и в неверном, неопределенном свете является другая часть многообразной жизненной деятельности человека, и невольно поднимается ряд возможных картин и возможных явлений жизни; думаешь, что иначе жил человек, было для него другое время. Прекрасно, когда какое-нибудь слово, какой-нибудь намек напоминает, указывает на это. Это мы здесь видим, и это показывает истинное поэтическое чувство (такой отчасти намек встречается еще, когда упоминается о Димитрии Донском, о Куликовой битве, о русских вообще). Надир и Селим, сказали мы, узнают друг друга. Нарсим был также вместе с ними в Индии, где они не говорили друг другу о своем происхождении. Надир говорит:
Мне радостен сей мир; но на тебя взирая,
Сугубо чувствую веселие в себе.
Такой его был взор и бодрость в нем такая,
И именем и всем подобен был тебе,
Селим, которого любовь и добродетель
К Нарсиму и ко мне коль искренна была,
Тому прекрасный брег Геоских вод свидетель.
Селим.
Седины вижу те, и те черты чела!
Теперь мне небеса надежду укрепляют!
Возлюбленный Надир, тебя здесь вижу я,
Которого поныне места воспоминают,
Где праведна еще цветет хвала твоя,
Но где твой сын, мой друг?
Надир.
На брань пошел с Мамаем,
Однако он царем не мной на свет рожден.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 1.
Селим признается Надиру в любви своей к Тамире:
Тебе все склонности и жизнь моя известна,
Как был я в Индии с Нарсимом и с тобой,
Бывала ль красота очам моим прелестна?
Бывал линарушен любовью мой покой?
Всегда исполнен тем, что мудрые Брамины
С младенчества в моей оставили крови,
Напасти презирать, без страху ждать кончины,
Иметь недвижим дух и бегать от любви;
Я больше как рабов имелсебя во власти,
Мой нрав был завсегда уму порабощен;
Преодоленны я имел под игом страсти,
И мраку их не знал наукой просвещен.
Других волнения смотрел всегда со брегу.
Но ныне под общий я подвержен стал закон,
И мыслей быстрого сдержать не силен бегу,
Я им последую и отдаюсь в полон.
Не ради слабых сил оставил я осаду,
Любовь исторгнула из рук военных меч;
Тамира, не полки, была защита граду,
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 2.
Селим говорит Надиру, что он видел Тамиру на стене, что он боролся с тех пор сам с собою, воевать лис Муметом, или поставить мир; он решился было на первое -
Я в руки принял меч, но сердце вопияло:
Селим, за то ли ты дерзаешь устремлен,
Чтоб око нежное на кровь граждан взирало...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И чтоб в слезах лице Тамирино прекрасно
От падающих стен покрыл сгущенный прах.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 2.
Приходит Тамира, видит Селима; Селим говорит, что ее любит. Здесь прекрасные стихи:
Тебя, пред коею жар бранный погасает
И падают из рук и копья и щиты,
Геройских мыслей бег насильный утихает,
Удержан силою толикой красоты!
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 2.
Он уговаривает ее соединиться с ним, идти за собою:
Последуй мне в луга Багдадские прекрасны,
Где в сретенье тебе Евфрат прольет себя,
Где вешние всегда господствуют дни ясны,
Царицу восприять великую стекаясь,
Богинею почтит чудящийся народ,
И красоте твоей родитель удивляясь,
Превыше всех торжеств поставит твой приход.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1805, ч. 2.
Тамира открывает ему все, и уходит. Являются Мумет и Заисан. Селим объявляет Мумету, что залогом и печатью союза должна быть его дочь; Мумет дает неопределенный ответ. Остаются Мумет, Надир и Заисан; Мумет в недоумении, тем более, что Нарсим ненавидит Мамая; два последние дают противоположные советы Мумету: Надир за Селима, Заисан за Мамая. Прекрасны слова Надира, когда Заисан угрожает могуществом Мамая:
Что меру превзошло, - стоит над стремниною,
Чтоб гордости пример паденьем звучным дать;
Безумна власть падет своею тяготою;
Что срамно приобресть, - срамнее потерять.
Видал я быстрые уже иссохши реки,
Засыпанны песком, что рвали с берегов.
Так царства, что цвели во славу многи веки,
Упали тягостью поверженных врагов.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Насильна власть стоять не может долговечно.
Кто гонит одного, тот всякому грозит.
Россию варварство его (Мамая) бесчеловечно
На плач, на шум, на дым со всех сторон стекутся;
Рассыпанных враждой сберет последний страх.
Какою силою в единстве облекутся,
Владимир наш пример и храбрый Мономах.
Сей вредные своей земли отмстив набеги,
Лавровым верьх венцем и царским увенчал,
А оный здешние покрыв полками бреги,
Супругу в сих стенах и виру восприял.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2.
Приходит вестник с Придонских полей с вестью, что Мамай победил. Здесь стихи, которые как то отзываются в стихах Озерова:
Одно несчастие Мамая сокрушает,
Что сильный Челубей пронзен в крови лежит,
Лежит и поля часть велику покрывает.
Полн. собр. соч. М. B. Ломоносова. Спб. 1803, ч. 2.
В третьем действии является Мамай, бежавший с Куликова поля; он хочет скрывать свое поражение, он думает, что погубил Нарсима и что некому сказать о его поражении; он рассказывает Мумету и другим о своей победе и о том, что Нарсим остался еще на полях Российских и что он (Мамай) пожаловал его краем:
Лугами тучными меж Доном и Днепром.
Является Тамира. Мамай объявляет ей о своем желании на ней жениться; Мумет и Надир уходят; из ответа Тамиры Мамай замечает, что она его не любит, и объявляет ей это. Тамира говорит, что она любит другого, и удаляется. Из слов Клеоны Мамай видит, что Тамира любит Селима. Мамаи, оставшись один с Заисаном, спрашивает о Селим. Заисан ему рассказывает; Мамай приходит в гнев и решается отмстить Селиму; они уходят. Выходят вновь Тамира и Клеона. Тамира усылает Клеону и остается одна; она намерена бежать с Селимом, борется сама с собой, и наконец решается бежать с ним. Она говорит:
Беги, беги отсель, Тамира, и спасайся,
Пока тиранских ты не чувствуешь оков,
Селим принять тебя на корабли готов.
Он с берегу очей минуты не спускает,
И плаватели все направилися в путь;
И небо искренней любови поспешает:
Уже нам и Бореи способный начал дуть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
От року бегая, на явный рок дерзаю.
Мне пагубой земля, вода грозит бедой.
Непостоянное я море представляю,
И бури хищные ревут передо мной....
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Спеши, спеши от мест Мамаем зараженных,
Спеши за Понт, за Тигр, за Нил, за Океан.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прости, дражайшее отечество, прости!
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Так оканчивается третье действие. В четвертом действии Заисан объявляет Надиру, что он встречал Taмиру бегущую к судам Селима, воротил ее и ввел в дом; он хочет объявить об этом Мумету. Надир говорит:
Хотя смягчи удар приятностью какою;
Между веселых слов печаль сию вмести.
Клеона приходит к Надиру и рассказывает ему о горести и слезах Тамиры. Надир говорит, что подозревает Мамая в хитрости. Клеона говорит:
Для толь поспешного Мамаева прихода
Слух в городе прошел, что он совсем побит?
Надир.
Всегда есть Божий глас, глас целого народа;
Устами оного Всевышний говорить.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Далее Надир говорит что небо -
Горами потрясет, и воспалит пожары,
Или опустошит поветрием луга,
Или от глубины возвысив волны яры,
Потопом скверные очистит берега.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Далее говорит он же (Надир). Какие прекрасные стихи!
Хоть радостен Мумет, но войска не имеет;
Что будет, как Селим к стенам приступит вновь?
Погибнем, ежели не рассудя посмеет
Озлобить меч в руке держащую любовь.
Мамая гордый дух чембольше возвышает,
На пышны гор верхи гром чаще ударяет.
Беги высот, когда безбедно хочешь жить.
Цветут спокойные не зная бурь долины,
Где редко молнии возможно досягать.
Никто на свете так не обязал судьбины,
Кто б завтрешне себе мог щастье обещать.
На лживость оного никто не полагайся:
Что утром возросло, то вечером падет.
Никто в нещастии спасенья не отчайся:
Что вечер низложил, то утро вознесет.
Неутомимый рок все колом обращает.
С Мамаем рушиться внезапно может Крым.
Когда кто с высоты великой упадает,
И тех с собой влечет, что с низу шли за ним.
Но сим смущаются лишь только подлы души,
Которы на морской волнами шумный путь
Смотря, колеблются с недвижимые суши,
И чают на брегу высоком потонуть.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Ударит женский стон здесь вместо песней брачных,
И вместо праздничных огней пожар сих стен.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Наконец он оставляет это намерение и хочет драться с Мамаем; он отвечает Надиру:
Владеет наших дней Всевышний сам пределом;
Но славу каждому в свою он отдал власть.
Коль близко ходит рок при робком и при смелом;
То лучше мне избрать себе похвальну часть.
Какая польза тем, что в старости глубокой
И в тьме бесславия кончают долгий век?
Добротами всходить на верьх хвалы высокой
И славно умереть родился человек
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Надир его удерживает, говорит ему об его родителях:
Они во сретенье давно к тебе взирают,
И простирают мысль чрез горы и валы,
И в нетерпении минуты все считают,
Твоей насытиться желая похвалы.
Возобнови свои премудрые уставы,
И вспомни прежние свои на сей час нравы,
Которых мерностью ты старых удивлял.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Селим отвечает:
Уж я не тот Селим....
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Является Мамай; между им и Селином завязывается жаркий спор; они бросаются драться друг с другом, но их разнимают.
В пятом действии Мумет объявляет Тамире, что она должна соединиться с Мамаем, Клеону же приказывает бросить в темницу. Надир утишает Тамиру и говорит:
Поверь мне, что Мамай хотя теперь возвышен,
И гордости своей не знает где предел;
Но скоро упадет, и звук лишь будет слышен,
С какой он высоты повержен в низ летел.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Приходит вестник и рассказывает о поединке Ceлима с Мамаем:
Сверкнули острые и дали звук мечи;
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Но руку сильную занес в размах Селим;
Ударил по щиту, звук грянул меж горами,
Распался разом щит и конска голова.
В то время, как Селим одолевал Мамая, прибежали Мамаевы мурзы и бросились на Селима. Вестник в это время оставил место поединка; Надир уходит мстить за Селима, а Тамира остается одна; она уверена, что Селима больше нет; она говорит, что ей нет отрады -
Одно спасенье мне, не ожидать спасенья.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Все это место также вообще прекрасно. Она решается последовать за Селимом:
И смерть зовет меня к спокойству от трудов!
Героев светлый лик Нарсима там встречает.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Что должно потерять, то должно презирать....
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты умер для меня, я следую тебе.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Она хочет заколоться. В это время являются Селим и Нарсим; они говорят, что Мамаи убит. Приходит и Мумет с прочими. Нарсим рассказывает поражение на Куликовом поле:
Сквозь пыль, сквозь пар едва давало солнце луч,
В густой крови кипя, тряслась земля багрова,
И стрелы падали дождевых гуще туч.
Уж поле мертвыми наполнилось широко,
Непрядва трупами спершись едва текла.
Различный вид смертей там представляло око,
Различным образом повержены тела,
Но прежде прободен, удара не скончал,
Иной, забыв врага, прельщался блеском злата;
Но мертвый на корысть желанную упал.
Иной от сильного удара убегая,
Стремглав на низ слетел и стонет под конем.
Иной пронзен угас, противника пронзая;
Иной врага поверг, и умер сам на нем.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
В это время, когда победа клонилась на сторону татар, Мамай, послав его (Нарсима) отыскивать Димитрия, окружил его Нарсима своими воинами, чтобы истребить с его войском; тогда вдруг войско русское вышло из засады; татары, (также и напавшие на Нарсима) побежали:
Я к верху мутные возвел свои глаза,
Тогда над русскими полками отворились,
И ясный свет на них спустили небеса.
Ударил гром на нас, по оных побороя.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Селим оканчивает рассказ и говорит о том как Нарсим, в то время, как он (Селим) был окружен, явился и убил Мамая:
Как тигр уж на копье хотя ослабевает,
Однако посмотрев на раненый хребет,
Глазами на ловца кровавыми сверкает,
И ратовище злясь в себе зубами рвет:
Но пал, и трясучись о землю тылом бил.
Из раны черна кровь ударилась рекою,
Он очи злобные инебо обратил
Разинул челюсти, но гласа не имея,
Со скрежетом зубным извергнул дух во ад.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.
Мумет соединяет Селина и Такиру, и прощает Клеону, - и трагедия оканчивается.
Мы выписали все или почти все поэтические места. Из наших выписок видно, как прекрасны, как совершенны часто стихи Ломоносова, и как далеко выше эта трагедия трагедии Озерова.
Трагедия "Демофонт" не имеет такого достоинства, как трагедия "Тамира и Селям"; но и здесь есть прекрасные места и прекрасные стихи. Удержимся от многих выписок, и выпишем одно место из рассказа Мемнона Полимнестору:
И тусклые лучи казал из облаков,
От берегу вдали пучина почернела,
И буря к нам с дождем и с градом налетела,
Напала мгла как ночь, ударил громный треск,
Подняв седы верхи, стремились волны яры,
И берег заревел, почувствовав удары.
Тогда сквозь мрак едва увидеть мы могли,
Что с моря бурный вихрь несет к нам корабля,
То вздернув на бугры, порывисто бросает,
Раздранны парусы пловцы отдав ветрам,
Уж руки подняли к закрытым небесам.
Мы чаяли тогда Енеева прихода,
Объята жалостью, подвигнута бедой,
Царевна на берет без страху шла за мной
Тут алчный Понт пожрал три корабля пред нами,
И в части раздробив, изверг на брег волнами.
С рабами я спешил и на песок извлек.
Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб. 1836, ч. 2.