Опыт русской грамматики
Разделение

РАЗДЕЛЕНИЕ.

— — —

Слово.

Слово, как и весь мир, подлежит сознанию разума, другими словами, подлежит науке. Наука, предмет которой есть Слово, называется вообще: филология. Но слово может быть рассматриваемо с разных – собственно с двух главных – сторон, и поэтому филология разделяется на подчиненные науки. – С одной стороны, Слово может быть рассматриваемо, как целый разумный новый мир, отражающий, в своем взаимнодействии, весь мир внешний и внутренний. При этом рассматривается: каким образом в слове может выражаться весь сознанный мир. – Иначе сказать: Слово может рассматриваться, как речь. Наука, рассматривающая Слово, как речь, – есть Грамматика. Мы придаем ей собственно это значение. – С другой стороны, Слово может быть рассматриваемо не в целом своем явлении, не со стороны разумного взаимнодействия, а отдельно, то есть, Слово может быть рассматриваемо не как речь, а как слова; здесь рассматривается, как образовалось слово, рассматривается переход букв одна в другую, взаимные отношения букв, рассматривается весь состав слова, рассматривается отношение корня к образовательной форме, рассматривается, как из одного корня выросло целое множество слов, рассматривается связь слов между собою, и вместе значение каждого слова, а также, разумеется, значение корня и образовательной формы. Это – филология словопроизводная, или Этимология [13]: сюда входит вся лексическая сторона языка; переходы букв; словопроизводство и оценка каждого слова. Этимология заключает в себе собственно четыре главные отдела: словообразование (где рассматриваются и переходы букв), словопроизводство, словоопределение и словоупотребление. Ее труды повершаются полнейшим этимологическим словарем языка. – Предмет наш, в настоящее время, – Грамматика [14]. Но мы должны однако же необходимо сказать, в известных пределах, и о самом слове, дать общее понятие о его составе, ибо мы со словом имеем дело: необходимо знать, что такое самое слово, знать на столько, на сколько это нужно, на сколько это принадлежит грамматике, или лучше, вообще науке слова. Далее, двинувшись своим путем в многоразличные подробности и особенности, это направление филологии составляет, как сказали мы, целую науку, Этимологию, которая самостоятельна, как и Грамматика, и поэтому здесь и не рассматривается.

Слово отражает в себе сознательно весь мир, и внутренний и внешний, и так как природа и все бытие существует в отдельных явлениях, так как все сущее определяется и принимает образ, – то и слово является в отдельных словах, в отдельных образах, в звуке себя выражающих. Как всякое явление есть проявление внутреннего во вне, и заключает в себе и внутреннее, вечно присущее, и внешнее, изменяющееся, которым соприкасается с другими предметами, короче: заключает в себе идею и форму, – так и всякое слово, выражая явление или мысль, заключает в себе, как в слове, в составе своем, – и внутреннее и внешнее, идею и форму, именно: коренное значение, высказывающееся в корне слова, и значение относительное, выражающееся в образовательном окончании, или вообще в изменяющейся или придаточной части слова [15]. Например: Добр-о-та, добр-ый, добр-ить, и т. д.

Корень, определившийся и составляющий существенную сторону того или другого слова, или иначе: слово, образованное ближайшим образом из корня и взятое без образовательного окончания, называется основою или темою слова. Приставка к этой теме слова, или к самому тематическому слову, не имеющая прямого образовательного, ни словопроизводного значения, называется суффиксом; окончание слова, определяющее ему тот или другой разряд, дающее слову образ и выражение, называется окончанием образовательным (напр. блажен-ство). Окончательная буква (иногда не одна), изменяющаяся в грамматическом отношении, называется флексиею. Иногда флексия бывает в то же время и образовательным окончанием. Форма слова, возникающая при теме, называется тематическою, при суффиксе – суффиксною; так напр. древо: др – есть корень слова; древ – есть тема слова; о – есть флексия и образовательное окончание вместе; древо есть форма слова тематическая древеси, и, во множественном, древеса. С, приставляемый к теме древ (древ-е-с), есть суффикс. Оттуда предполагаемый Именительный единственного: древесь или древесо, – есть форма слова суффиксная. Еще пример: коло; кл есть корень; кол – тема слова; коло – форма слова тематическая; колесо форма слова . Если возьмем мы суффиксное слово, без образовательного окончания, напр. колес, то это слово называем тоже темою слова суффиксною или производною; тема эта в свою очередь иногда приобретает новый суффикс, и тогда первое суффиксное слово, рядом со вторым суффиксным, становится словом относительно тематическим, – тематическим суффиксным или производным.

В природе через форму, через внешнее, идея, внутреннее, определяясь становится в разряд явлений. Так точно и в слове, внутреннее значение, корень, через форму, через наружную часть слова, становится в известный разряд слов. Такой разряд слов имеет обыкновенно название части речи, которое мы и удержим. И так разделение слов должно быть не по внутреннему значению, ими выражаемому, – тогда это было бы разделение самих понятий и предметов, – а по той форме, которая им дается самим словом. Основанием деления для слова должно быть само слово, и ничто другое.

У нас часто поступают наоборот, но тогда это деление не слов, а понятий, которое сюда нейдет, и обыкновенно бывает не полно в наших грамматиках. Ошибочность такого взгляда очевидна. Надо принять за правило: что не нашло себе отдела, особой формы, особого выражения, в самом слове, то не должно и не может войти в Грамматику.

Все явления в мире объемлются жизнию, находятся в соприкосновении, в различных отношениях друг к другу: так и слова, выражая жизнь, находятся в соприкосновении друг с другом. Различные изменяющиеся отношения слова находят себе выражение в самом же слове, и преимущественно в изменении образовательной формы, как движущейся, изменчивой части слова, показывающей его различные отношения. Таким образом является целый мир слова, живой и прозрачный, богатый жизнию и полный оттенков. Среди чудной природы раздается дивная речь человека.

Слово есть сознание. В этой мысли уже заключается полнота. Нельзя предположить, чтобы сознание явилось не целое, одной какой-нибудь стороной своей. – Вот почему, возведши речь до всевозможной простоты, до самого простого предложения, мы видим в нем – в основе – все слово человеческое, и вот почему начать с той или другой части предложения, или части речи, – невозможно. И так, мы для начала примем другие основания: не основания времени, не прежде, но основание мысли, но ход самого сознания. Обращенное само на себя, оно должно дать нам ответ. – Мы признаем, следовательно, что в Грамматике нельзя найти начала относительно времени, нельзя сказать, что она начинается с какой-нибудь части речи: ибо начало языка и грамматики есть целый акт сознания, сама речь. Начало в Грамматике может быть установлено сознательно, на основании мысли. Следовательно прежде всего, Грамматика, отправляясь от самого акта сознания, выражающегося в слове и образующего Грамматику (что собственно не есть начало, ибо здесь является цельность и полнота, нет последовательности и постепенности), должна потом уже найти свое разделение и свое разумное начало. – Таким образом, нельзя сказать, с чего начинается Грамматика; можно сказать с чего надо начать Грамматику.

Сознание есть освобождение себя, отделение себя от всего другого, от всего остального мира, знание себя. Это сознание выражается словом: Я. – Произнесши: Я, человек отделил себя от всего постороннего, от всего, что не-Я. В то же время он отделил, конечно, и все постороннее от себя. Таким образом мир для него разделился на двое: на Я и не-Я, на человека (в смысле лица сознающего) и природу. Но человек не является на земле в одном едином сознающем существе. Ограниченность Я человеческого допускает множество Я; целый род человеческий живет, состоя из отдельных личностей, следовательно целый род существ сознающих. Встречая подобное себе существо, подобное себе сознание, человек говорит: Ты– слышно признание разумения в другом существе, признание равенства с собою; Ты есть уже разговор; Ты есть слово беседы, следовательно взаимного разумения. Таким образом совершается акт сознания: Я, Ты (не мое Я) и природа (не Я), или предмет какой бы то ни было, означаемый обыкновенно словом: Он. – Я, Ты, Он – вот путь основного необходимого разумения человека, отделившего себя от природы, от явления, – очистившего себе место и устремившего потом свободно на все свой разум. Я, Ты, Он, бесспорно относятся к имени. В грамматиках же наших слова эти называются местоимениями. Хотя очень странно вообразить: я, ты, местоимениями – вместо какого имени употребляются они? – но однако самое слово: местоимение, указывает на разряд имени. И так, во всяком случае, Я, Ты, Он относятся к имени. Я, Ты не имеют рода, ибо само сознание безродно: безродны и имена, его выражающие; но Он, – местоимение в полном смысле, означающее сознанный предмет – должно иметь, и имеет род, употребляется как: Он, Она, Оно. – В грамматике: Я, Ты, Он имеют собственное название: лиц. Удержим этот термин грамматический, хотя по настоящему он приличен только я и ты, ибо он есть, по смыслу своему, уже предмет.

Я, явилось оно во всей полноте. Ты, Он, это необходимые его степени, из которых на каждой является оно цело, так сказать. Сознание есть акт, действо, поэтому кроме лица, или предмета сознающего, кроме имени, оно предполагает действие, глагол. Когда повторим мы: я, ты, он, то увидим, что это спряжение глагола: первое, второе и третье лицо (как обыкновенно называется). Какой же глагол может быть здесь предполагаем? Глагол чистого бытия, без всякого определения, – бытия в существе своем. Когда мы произнесем этот основной, необходимый для уразумения глагол, глагол бытия: Есмь, Еси, Есть, то увидим опять, что это личные имена, выраженные в глаголе, так что при глаголе: Есмь, Еси, Есть, подразумевается непременно имя: Я, Ты, Он, и наоборот при Я, Ты, Он, подразумевается непременно: Есмь, Еси, Есть

Акт сознания выразился нераздельно вместе и в том и в другом. Полная по-видимому форма будет: Я Есмь; но мы чувствуем тут плеоназм и особый смысл подтверждения. – Я, одно, уже предполагает Есмь; Есмь, одно, уже предполагает Я. Нераздельность в существе того и другого слышна. Имя: Я, Ты, Он, и глагол: Есмь, Еси, Есть, выступают как части, как стороны, из цельного, первоначального акта сознания, и суть его дальнейший, подробнейший, и вместе разделяющий ход. Давать преимущество и временное первенство тому или другому – конечно ложно. Это цельное, безразличное в истоке, сознание, но при появлении разделившееся мгновенно логически, в понятии человека, как лицо (предмет) и бытие (действие), как Имя и Глагол, – и начавшее свой полный круг разумения на земле.

Обратимся к грамматике, – к самому слову, выражающему сознание. Мы увидим в различных языках близость между собою, даже самых слов этих: Я, Есмь, – близость слишком ясно говорящую о первоначальном их тождестве. Взглянем сперва на наш язык. Скажем наперед, что древние формы, даже иногда от одного и того же слова, бывают разбросаны по разным языкам, так что, например, первое лицо глагола, или например, единственное число имени, в древней форме своей, уцелело в одном языке, а второе лицо глагола, или множественное число имени, в древней форме, уцелело в другом. Таким образом, нередко, при восстановлении древнего вида слова и его изменений, надобно бывает брать формы из разных языков. – Рассматривая здесь: Я и Есмь, сначала в Русском языке, мы делаем наши соображения и выводы пока внутри пределов Русского языка.

Мы, Русские, говорим теперь: Я, но мы говорили, как это можно видеть из древних грамот: Язъ. По-Церковно-Славянски, и даже теперь у Болгар, удержалось: Азъ, которое конечно было и в Русском языке и из которого, очевидно, образовалось позднейшее Русское: Язъ, и потом: Я. – Азъ несомненно имело в окончании: М, слышное в родительном: Мя, МеняАзъ, как Азмь. В таком виде Азмъ сходно, и почти тождественно с Есмь. Предполагая сходство это и во втором лице, мы не можем однако же, в пределах Славянского языка, показать ощутительно это сходство; кроме впрочем того, что должны предположить, при Ты, – придыхание и форму: Твы, из которого образовалось потом: Тебя, Твой и Вы. Во множественном числе из Азмь должно было быть: Азмы, которое было бы почти тождественно с: Есмы, но у нас существует только: Мы. – От Ты имеем мы: Вы, причем имеем право предположить форму: Твы. Первое лицо двойственного числа имеет форму Ве, которая сходна с Есве, но как видно утратила свой полный вид, ибо вероятно была тоже Есве. Второе лицо двойственного: Вы; но это едва ли так, ибо это чисто лицо множественное; глагол же разнится: Еста. Предполагаем для второго лица двойственного скорее, или: Ве, ЕсвеВа, Еста (ества). Мы сказали о первом и втором лице у нас. – Что касается до третьего лица, то так как здесь является предмет со всем своим беспредельным разнообразием, то конечно здесь тождество между глаголом: есть, и предметом – быть не может. После Я и Ты здесь является уже не слово сознания, им равное, а самый предмет, который отвлеченно принято теперь называть: Он (оный), но к которому могут также относиться: сей, этот, тот и т. д. Тотъ, или Тъ, есть первоначальное и простое слово, для общего отвлеченного обозначения предмета: поэтому здесь оно у места. В самом же слове, соединяющем в себе Имя и Глагол (Азмь), личное значение, – значение, которое определяет выражение, образование слова, – отступает, как скоро является предмет (третье лицо), и тогда остается один корень, или лучше, одна тема слова: Е-С, в своем неопределении. Из этой формы в третьем лице, – в значении имени, образовалось Ся, где сознание само становится предметом, из личного переходит в объективное, следовательно обращено само на себя, где оно понято, как чистое, независимое от лица, сознание и поэтому относящееся равно ко всем лицам. Отвлеченная тема глагола: ес, и отвлеченное сознательное имя: ся, – первоначально тождественны. Но сознание, как объект (предмет) – быть в Именительном падеже не может (Я и Ты – субъект, лицо). В Именительном падеже, как объект, может быть предмет, не сознающий (луг, вол, и пр.) [18]; поэтому Ся, сознание как объект, само на себя обращенное, и не имеет Именительного падежа, а имеет только падеж Винительный и другие косвенные.

И так, есть точно третье лицо, само полагающее себя как предмет, есть сознание, на себя обращенное, выразившееся и в имени, но это лицо – Ся, не имеющее Именительного падежа. Весь же объективный мир был обозначен особым наименованием, не от этого сознательного слова происходящим, – прилагательным (местоимением): тъ. Глагол, отдельно понятый, остался при своей отвлеченной теме: ес (вероятно определившейся в есетъ, и образовало: естъ, есть, est; во множественном составилось су-ть; через носовой звук по Церковно-Славянскому языку: с@ть, т. е. сон-тъ, sunt. Вероятно прежде было: есу-ть, есо-н-тъ, ибо все другие формы того же глагола доказывают присутствие е, или вообще передовой гласной. Очевидно, что окончание множественного на тъ или ть сократилось из ты или ти. В третьем лице, в двойственном, образовалось: еста. Образование третьего лица глагола есмь очевидно принадлежит к последующему мгновению мысли, по логическому ее ходу и по времени; поэтому, хотя и не запамятно-древнего, но все позднейшего состава. Здесь очевидно придаваемое прилагательное: тъ – ть, единственного, ти – ты, множественного, та, двойственного. Впрочем, смягчение ъ или ь тъ и ть, ты и ти. Отсюда образовалось это различие глагольных окончаний третьего лица: иде-тъ, иде-ть; иду-тъ (ты), иду-ть (ти). Как указание на то, что первоначально третье лицо было отвлеченная тема глагола, может служить, кажется, употребление древнее, доселе на юге России удержавшееся, рядом с другим, а именно: пише, ходи; и во множественном, в других Славянских языках: пишу. В Остромировом Евангелии встречаются примеры двойного употребления без тъ и с тъ, например: простре (стр. 128а) и простретъ (стр. 94б), и пр. Также позднее встречается прошедшее Церковно-Славянское: бяху и бяхуть.

Вот, что видим мы в нашем языке; теперь обратим внимание на другие Индо-Европейские языки, которые должны пополнить наше созерцание, должны явить новые стороны Я и Есмь. – В языке Санскритском Я – Aham, в Зендском: Azem. В какой мере придыхание заглушило в Санскритском букву с (s– как произносилось: Aham, в самом древнем Санскритском? – мы это оставляем в стороне. Можем сказать только, что из придыхательного: Aham, образовалось: Εγω Греческое, Ego Латинское и Jk Готское, Ich Немецкое. Из Зендского: Azem, образовалось: Азъ Славянское, Asz Литовское. Дальнейшее исследование показывает, что с, з, – более основные звуки. В Санскритском языке, Есмь (Есми) читается Asmi, где слышится вновь s. Близость с нашим языком (Asmi, Есми) – очевидна, и еще больше соответствует нашему, предполагаемому несомненно, личному Имени: Аз-мь. В Зендском наоборот выступает здесь h: Ahmi, но близость несомненна и тут. Во множественном числе язык Санскритский уклонился от Аземъ или Агамъ. Множественное: Мы, – по-Санскритски: Vayam, по-Зендски: êm. Но в пример, как может искажаться язык, и в доказательство тождества личных Имен и Глагола бытия, мы встречаем в древнейшем виде Санскритского языка, в языке Вед: Asmê (мы), столько сходное с нашим: Есмы; вот форма, которая у нас удержалась в глаголе, а в Ведах – в личном Имени. Санскритское множественное от есмь, хотя и сходно, но дальше от первообраза, чем Славянская форма, – именно: Smas. – Второе лицо по-Санскритски: Tvam, форма древнейшая Славянской, если не предполагать придыхания в ы вообще, которое весьма возможно, ибо ъ по своему значению и месту, занимаемому в звуке, может выражать и придыхание, особенно в ы, дающем ему положительность. – Второе лицо является нам однако без С, этой основной буквы Глагола и Имени; но в Греческом языке С выходит наружу; ты – συ по-Гречески. Это συ [19] как будто объясняет второе лицо глагола бытия: наше Еси, Asi по-Санскритски, Εσ-σι по-Гречески, по-Зендски опять A-hi. Мы смеем сделать предположение, что подобно тому, как Мы есть остаток, окончание Ес-мы (которое есть первоначальная форма слова: мы, сохранившаяся в Ведах: AsmêΑμμες), так συ Греческое, Tva Санскритское, Ты Русское, – есть только одно окончание полной формы Εσ-συ, Es-tva или As-tva, Ес-ты или Ес-твы. Не будем спорить о том, которая из этих форм более приближается к первоначальной. Т легко могло перейти, особенно с придыханием (tv, th), в S, и в этом виде остается в глаголе в позднейшем образовании: Ес-си. Это придыхание слышно в Зендском: Ahi. В словах же Ты, Tva, удержалась форма ближайшая к первообразной [20]. Во множественном числе, Вы, – в Санскритском: Yûyam; но в Ведах опять слышно s: Yusme, а в Греческом ‘Ύμμες, в Зендском Youschêm. Глагол бытия во втором лице, во множественном, отдален от личного Имени и почти везде одинаков: Славянское Есте, Греческое Εσ-τε, Санскритское Sta’S-tha. Но мы слышим однако в Санскритском и Зендском придыхание, которое могло образовать множественную форму: Tve, перешедшую у нас в Вы, и если мы присоединим утраченное Ес, а этому примеров у нас довольно, то можем восстановить древнюю форму, вероятно: Estve, Es’tva, Ествы, или т. п., очень близкую к форме единственного числа. Нам кажется, что и в этих, очевидно в развалинах существующих, формах, можно узнать единство личного Имени и Глагола бытия; но признаемся: здесь, во 2-м лице множественного, с трудом проводится эта параллель. В двойственном числе первого лица, сходство снова выступает. В Славянском оно очень ощутительно и просто: Ве – Есве; очевидно, что Ес откинуто в позднейшее время. – Это С (s) не сохранилось ни в Греческом, ни в Санскритском языке: Avam, Νωι. В Литовском: Мидди, очевидно сложное: ти-дди. – В Санскритском языке, в Глаголе, в 1-м лице двойственного, видим: Svas. – В Санскритском языке Имя личное во втором лице двойственного: Yuvam. Глагол: St’as. Придыхание дает возможность предположить в, следовательно образовать форму: Ства, Естваσφωι; быть может является здесь σ вместо τ, но во всяком случае близко к основной форме; глагол же – ’εστόν. Осмеливаюсь здесь сделать одно предположение. Вероятно двойственное первого лица, происходя от Аземъ, должно было иметь: Асма или Асме, Есма или Есме; разделившись потом в употреблении и устранив начальные буквы, оно должно было иметь: Ма или Ме, в личном Имени; в Глаголе бытия могло остаться Есме, в Ц. -Слав. это могло потом измениться в Ве, есве. Предположение наше отчасти подтверждается Греческою формою: νωι; Н, как известно, заменяет М; напр. мы – нас, и т. п. Это подтверждается и тем, что Церковно-Славянское: Ве имеет в родительном: Наю. Второе лицо должно было быть: Ва или Ве, Тва или Тве, но, вероятно, не Вы, которое есть, просто-напросто, форма множественного. Буква В слышна, впрочем, во всех языках; в Греческом видим даже С (σ), может быть измененное Т (τ). – В языке Славянском аспирация в Глаголе, слышная в Санскритском, думаем мы утрачена, равно как и в Греческом. Таким образом Славянское двойственное первого лица есть двойственное второго, перенесенное на лицо первое (могло впрочем быть не Ве, а Ва). Двойственное же второго, как бы в доказательство, что оно утрачено, приняло очевидно форму множественного: Вы. Глагол же второго лица двойственного: Еста, удержал двойственную форму. Вообще М В (V), как аспирацию при Т, – второго. Во всяком случае и здесь, во втором лице, кажется, достоверно можно утверждать, что формы личного Имени и Глагола бытия первоначально тождественны [21].

И так думаем, что сознание, в первое мгновение свое, явившись цельным, и следовательно в цельном слове, – тут же разделилось в понятии, на лицо (предмет в общем значении) и на бытие (действие): на Имя и Глагол. Разделившись в понятии, слово разделилось и в употреблении; так, что на одной стороне осталась одна часть, а на другой, другая часть слова, – части, которые обделались и сформировались в особые слова. Древние языки представляют нам развалины этого употребления; в них древние формы сохранились порознь, так, что иногда какой-нибудь древней форме личного Глагола: есмь, в одном языке, – соответствует древняя форма личного Имени: я, уцелевшая в языке другом. Например: Есмы Славянское (личный Глагол) и Asme (мы) Древне-Санскритское (личное Имя). Спешим прибавить, что мы не берем на себя решить древность окончательной буквы, как например здесь: ы или е. Но во-первых, мы делаем общее положение о первоначальном – не сходстве – но тождестве, – хотя бы на первое мгновение, – личного Имени и Глагола бытия; во-вторых, не можем не признать приблизительного тождества и в самом слове, между, например: Есмы и Asme, – и следовательно относительной первоначальности подобных форм.

Примечание 1-е. На мысль нашу, что первое слово сознания есть Я, следовательно сознание себя, могут возразить, что обыкновенный путь человеческого развития есть признание предмета и потом сознание себя. Но сознание предмета не может совершиться без сознания себя; сознание себя постоянно тут, и когда человек, сам по себе, доходит до своего Я, – это уже сознание своего сознания, удвоенное сознание, или лучше самосознание (выражаемое в языке уже словом Ся– первый вырвавшийся знак жизни разумной, жизни человека, – не могло быть умолчено в слове. – Если ребенок никогда не начнет говорить с слова я, то вспомним, что он медленно мужает и руководится уже готовою речью, научаясь ей от других. Но человек, во всем своем совершенстве, ставший внезапно среди природы, еще не оглашенной словом человека, мгновенно проникнутый закипевшим и вспыхнувшим в нем сознанием, конечно выразил прежде всего сознание, и первое слово было – слово сознания, то есть: Я. Какое бы слово ни вылетело из уст человека, оно уже было словом сознания, ибо надо было дать исход тому божественному огню, который в нем вспыхнул, который он ощутил в себе. Первый человек сказал: Асмь или Асми, или тому подобное, сколько можем мы угадывать по остаткам, теперь разноязычного, разновременного слова. – И так, первое мгновение сознания, без которого не может быть признания предметов, в первое проявление свое на земле, было, конечно, светло, было ощущено и высказано. Вместе с этим первым мгновением сознания, высказалось сознание и предмета, – всего сущего мира (не-Я). Что же касается до второго мгновения сознания, до самосознания, то высказалось и оно, когда человек произнес Ся, где обратился он сам на себя, где, отвлеченно даже от личности, понял он сознание, так что оно и стало равно доступно всем лицам. Слово Ся, сказать между прочим, не существует в столько древнем языке Санскритском.

Примечание 2-е. Мы употребляли не раз выражения: корень слова. Он бесспорно существует, но надо прибавить, что сам корень подвержен совершенно изменениям, так что на место одних букв становятся другие. Тем не менее корень слова тут, ибо это – его изменение. Разница корня от одежды, от наружности слова та, что наружность совершенно устраняется, придается, откидывается и заменяется, а корень, хотя может изменяться, но постоянно присутствует. В Имени-Глаголе, в слове Есмь, Азмь, и т. д. мы находим одну коренную букву: это С (S), – изменяющуюся в Г (H, G), но постоянно присутствующую. Во втором лице, мы видим ее же, или с прибавлением буквы Т сзади, или быть может перешедшею в нее чрез придыхание; впрочем мы думаем первое. Как также тематическую букву, хотя не в такой степени, признаем мы АЕ, Еï, и утратившееся позднее.

Примечание 3-е. Мы знаем, что существует мнение о сложности Глагола вообще, и следовательно непременно отсюда и о сложности Глагола есмь, с Именами личными, из чего, думают, и образуется спряжение; но мы не можем с этим согласиться, основываясь на тождестве слова: личного Имени и Глагола бытия, что мы старались показать; подобной сложности нет места здесь, да и просто на самом деле трудно отыскать сложность, например: в Есмь, Asmi, с первым личным Именем; где же тут сложилось с Asmi, например, Aham или Azem? Напротив: очевидно выдается здесь тождество Имени и Глагола. Если же в есмь нет этой сложности, то как же признать ее для других глаголов? – Присоединение к всякому глаголу личных имен образует, по вышесказанному мнению, спряжение; но почему же это не присоединение Глагола есмь, который так тождествен с личным Именем? На эту бы вторую мысль скорее должно навести сходство спряжения с этим Глаголом; но и это несправедливо. Сложности здесь никакой нет, но конечно дух глагола, выразившись в известной форме в Глаголе бытия, одинаков для всех глаголов, и стало быть должен при всех глаголах повторить эту форму, которая возводится до своего общего отвлеченного значения и присоединяется, как чистая форма, к глаголу, а не как особый глагол, приносящий с собою свое значение. Вообще такого рода предполагаемая сложность если является, то в гораздо позднейшую эпоху языка.

Примечание 4-е. В нашем языке: Я, Ты; Мы, Вы; Есмь, Еси; Есмы, Есте, – хотя не сходны между собою, между тем употребление обнаруживает их сходство. Есмь, Еси, встречаясь в Русских грамотах, при отглагольных прилагательных, при других прилагательных, одним словом, везде, где бы ни случилось, совершенно соответствует Я и Ты, имеет даже его значение и заменяет его, так что когда встречается Есмь и Еси, то не ставится Я и ТыЯ и Ты, не ставится Есмь и Еси; иногда встречаются вместе и личное Имя и Глагол, но тогда это получает особенный характер усиления, удвоения, можно сказать [22]. Есмь вообще употребляется редко, но на это уже особая причина, о которой надеемся сказать в своем месте; впрочем можно сказать и то, что в третьем лице всегда почти находится или предмет, или местоимение: он. Как важное доказательство нашего мнения, вспомним выражение народное: Гой еси добрый молодец! где еси совершенно соответствует ты: Гой ты добрый молодец. То же значение сохраняется, как удвоение в выражении: Ах ты гой еси.

Что касается до третьего лица, то, как мы уже сказали, мы считаем оное темою глагола, свободного даже от той определенности, выражающейся и в слове, которая дается даже личными именами. Это уже последующее мгновение сознания. В мире объективном, сознанном, нет той цельности, единства, какое есть в сознании, в лице сознающем; следовательно он не мог быть высказан единым живым и действительным словом, как первое и второе лицо (Я, Ты); он должен был быть понят отвлеченно, чтобы получить свое общее наименование и чтоб из этой отвлеченности мог рассыпаться на бесчисленные явления. Прежде всего Имя-Глагол бытия в 3 лице понимается отвлеченно и в слове является одною темою. Это общая тема Имени-Глагола – ЕС (е, как мы уже видели, часто отсутствует в формах, до нас дошедших); но так как, с одной стороны, он носит на себе акт личного сознания, являющегося отвлеченным, то тема его получает значение чистого сознания, себя разумеющего, и образует третье, общее личное Имя: Ся. С другой стороны, как отвлеченная тема, он употребляется как обозначение всего сущего, всего объективного мира, бытия вообще, и образует тогда третье лицо Глагола есмь, причем к теме его, обыкновенно, придается общий образ, тип предмета, выражающийся словом (так наз. местоимением): Тъ (или Ть). Таким образом третье лицо есть точно сложное из ЕС и Тъ; тогда как первое и второе лицо суть цельные в понятии и слове, но разделившиеся (каждое), после первого мгновения, и в понятии и в слове. Но как заметили мы, глагол в том же значении употребляется и в одной тематической форме (хотя не в самом Глаголе есмь, где ЕС Тъ, а в других; например: иде – идетъ); это, по нашему мнению, с своей стороны доказывает, что при окончании: Тъ Глагол (и также Глагол есмь: ЕС-Тъ, -ЕС-Ть, (Е)СУ-Ть) взят как тема, к которой Тъ присоединено. В тематической форме Глагол оканчивается, кажется, на Е или И в единственном и У или Я во множественном. Впрочем об этом надеемся подробнее сказать в своем месте.

Окончание третьего лица в языках иностранных совершенно одинаково; это: Тъ, придающееся к теме Глагола, которая на всех языках имеет общее значение [23]. Санскритское: As-ti, Зенд. Asti, Греч. Εστι, Слав. Ес-ть, Лат. Es-t. Тематическая форма третьего лица Глагола есмь, вероятно, как мы предполагаем, есть: есе; быть может она и была некогда перед тъ (есетъ, есеть), но поглотилась (есть). Во множественном то же самое: тъти, придается к теме Глагола. Замечательно, что основная гласная, переходящая из а в е и i (im, Готское есмь), в третьем лице множ. чис. отсутствует совершенно, но конечно она была некогда. Третье лицо множ. числа по-Санскритски: santi, по-Зендски: henti, по-Гречески (σ)εντι, по-Славянски с@-ть, по Латыни sun-t. Если мы обратим внимание, то увидим, что к теме придано окончание множественное: ти, причем сама тема в глаголе имеет окончание множественное и носовой звук, что между прочим доказывает, что здесь тему надо разуметь отдельно и что полная форма с окончанием: ти, есть форма сложная. Точно так же, как и в единственном числе, – тематическая форма, одна, во множ. числе в Глаголе есмь, не употребляется; но в других глаголах она встречается без ти, напр.: мужи пашу, жены рубы строя. В Польском и доселе точно так же: vidzią, и пр. Это опять доказывает сложность формы. В других Славянских языках то же. В Латинском встречается подобное тому: fecere вместо fecerunt. Из отвлеченной темы: es, ессiй, сей (соответственно с сый), и может быть Латинское hi-c.

И так мы видим, что сознание и слово не началось ни той, ни другой своей стороною. Из уст человека вдруг вылетело разумное сознательное слово, одно и цельное. Мгновенно разделившись в понятии, оно разделилось и в употреблении и в образовании своем, как Имя и Глагол. Давать преимущество и хронологическое первенство тому или другому – было бы очевидно ложно. – Но самый этот дальнейший логический ход мысли, разделивший цельность сознания и слова, указывает на логическое – Обратимся же к этому разделению.

Разделение.

В начале все сущее является мысли, как бытие в покое. Все сущее заключено в самом себе, весь мир является сомкнутым в себе, и вид его в такое мгновение есть образ. Это покой мира и всех сил бытия. При первом взгляде, все окружающее как бы стоит около человека, без движения, и поэтому видна одна наружная сторона бытие, мир в самом себе, мир в мире. Это первое мгновение, первая степень сознания. Мир здесь, на этой первой степени, – предмет.

Именем.

Далее. Мир являющийся носит в себе причины своего бытия и явления; в нем лежат внутренние силы. В явлении лежит . Значение выступает. При втором взгляде, видно, что все окружающее, весь этот мир, продолжается, существует; и тогда является другая сторона, сторона внутренняясила. Здесь является бытие, мир – выходящим из самого себя, или: мир из мирадействие в общем своем объеме, от бытия до движения.

Мир, как сила, как действие, выразился в слове особою формою, особым разрядом, или частью речи: Глаголом.

Если бы вообразить, что действие должно предшествовать, то странно было бы вообразить действие без предмета (тогда как предмет без действия, без движения – вообразить можно). Взглянув прежде со стороны действия, человек, так сказать, не рассмотрел бы мира, подобно тому, как в обыкновенном ежедневном созерцании (на которое мы теперь ссылаемся) не рассмотришь предметы в действии, в движении, как скоро преимущественно и предварительно на действие, на движение устремишь внимание. Надо помнить, что обе эти стороны нераздельно связаны, и без них сознания быть не может; но мы отделяем их здесь последовательно на основании разумного их отношения и преемства. Человек, обращая внимание на свое сознание, встречает, согласно логическому ходу, прежде всего предмет (где содержится и действие, но подчиненно), и потом действие (где содержится и предмет, но опять подчиненно). Особенность этого подчиненного отношения (действия к предмету, предмета к действию) должна выразиться в самой Грамматике. И так мы считаем справедливым наше последовательное (в логическом смысле) разделение слова: мир в себе, предмет – Имя; мир из себя, действие – Глагол.

Но обе эти стороны составляют целое – только в соединении, и только одна при другой имеют значение. Сознание разделило первоначальную целость бытия и слова, различило обе стороны, и оправдав каждую сторону, и дав ей выражение в слове, вновь, то же сознание, логическим путем своим, соединило их в целость, но уже ясную и сознанную, в которой обе стороны признаны и оправданы. – Предмет и действие неразрывно соединены, без чего невозможно понимание. Самое соединение предмета и действия не имеет, это очень понятно, особого вида, ибо это есть только того, что уже выразилось. Это соединение – есть жизнь, все объемлющая. Бытие, взятое отвлеченно одною стороною, есть или предмет или действие; но вместе, в сочетании того и другого, оно – жизнь, где предмета нельзя разлучить от действия. Здесь бытие, мир в себе, и бытие, , являются соединенно. Это третья полная степень сознания, на которой соединяются, в духе жизни, обе различенные, ради уразумения, стороны, – степень, которая в бытии, относительно времени, современна предыдущим; но разделение наше сделали мы не на основании времени, но на логическом основании мысли. Здесь, на этой третьей, высшей, заключительной степени, бытие, мир, является как жизнь. – Эта гармония предмета и действия выразилась в слове, как гармоническое соединение Имени и Глагола. Здесь не возникло особой новой формы слова: ей более нет места, ибо здесь только того, что уже выразилось. Сознающий дух переходит вновь во внутреннюю область жизни, действует уже чисто психическою, чисто личною силою, приводит в гармоническое движение, как одно целое, словесные формы предмета и действия – Имя и Глагол, образованные им на пути сознания в слове. – Мир, как гармоническое сочетание предмета и действия, есть жизнь. Слово, как гармоническое сочетание Имени и Глагола, есть речь.

И так перед нами являются три части Грамматики, согласно трем степеням сознания, выразившегося в слове, нами сейчас объясненным.

Обе первые части составляют одну, в том отношении, что в них, и в той и в другой, сознание является разделенным, и образуются видимые, определенные формы слова; по-Немецки носят они приличное название: Formenlehre.

Третья часть, где является жизнь слова, где сознание в слове является цельным и соответствует цельности жизни, носит особое название СинтаксисаЭтимологии; ибо оно противоречит нашему взгляду и может сбивать, принятым уже своим значением. Мы решаемся назвать первые две части Грамматикою объективною или АналитикоюГрамматикою субъективною или Синтаксисом.

Примечания

[13] Мы позволяем себе употребить эту терминологию; впрочем нисколько на ней не настаиваем: дело здесь не в терминах.

[15] Есть языки, в которых слова уже не изменяются, но эти языки в состоянии упадка; их слово изменялось прежде; теперь оно окаменело. Но это нисколько не противоречит общему положению, ибо изменение все же было некогда; к тому же внешняя сторона слова, хотя ^{21}уже не изменяемая, все тут. Языки эти, для выражения, прибегают к вспомогательным средствам, о чем говорить здесь не место.

[16] Но это впрочем еще вопрос; ибо настоящая тематическая форма есть: др-е (дре-колiе– В таком случае, древ есть форма относительно тематическая.

[17] Потому в наших древних грамотах, в сложных прошедших, как скоро употреблялось я, ты, не употреблялось есмь, еси, и наоборот. – См. мое рассуждение о Ломоносове. – См. об этом также у Буслаева в его Опыте исторической Грамматики.

человек? – Но тогда они являются все же, как предмет не сознающий, одаренный способностью сознания, но не представляющий самый акт сознания, который является только в Именах личных: Я и Ты– Человек есть объект. Субъект только – Я и Ты.

[19] По дорийскому наречию τυ; при этом видно, как удобно переходила буква т в с.

[20] Мы должны прибавить однако, что возможно, даже вероятно, что σ в συ Греческом есть τ, перешедшее в σ, и что с (sс (s), поглотившая т (t); так что в Глаголе осталось: es, εις, еси, а в Имени личном втором: tuσυ – τυ, ты (твы).

[21] Личных имен я, ты, ся, с их склонением, личного глагола есмь с его спряжением, мы не рассматриваем здесь в полноте и подробности, ни собственно в Русском языке, ни сравнительно с другими. Мы говорим здесь об этом столько, сколько нам нужно. Подробное же рассмотрение надеемся сделать ниже, в своем месте.

[22] См. мое рассуждение о Ломоносове.