Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Л"

1. * * * ("Я не знал... ")

Входимость: 2. Размер: 2кб.

Часть текста: * * * ("Я не знал... ") * * * Я не знал, что солнце скинет Нынче облачный покров, Волны света с неба двинет И свой луч приветно кинет На меня из облаков. Я не знал... и луч желанный Тем отрадней для меня, Что, негаданный, нежданный, Он блеснул с высот, посланный Солнца дар на радость дня. Солнцу гимн я шлю хвалебный, Правды свет я петь хочу. Полумрак луны волшебный, Сердцу робкому потребный, Солнца уступи лучу! Солнце, луч твой неподкупный Светит строго и равно. Всё, что мелко, всё, что крупно, Всё известно, всё доступно, Всё кругом озарено. Видеть мне в душе отрадно, Как твой луч, вред злу и мгле, Всё, что ладно, что не ладно - Беспристрастно, беспощадно Обличает на земле. Истине щита не нужно, Пусть лишь солнца свет горит, Озаряя землю дружно, Всё исчезнет, что недужно, И здоровье победит. 14 февраля 1856

2. По поводу VIII тома "Истории России" г. Соловьева

Входимость: 1. Размер: 78кб.

Часть текста: истории: он содержит в себе царствование Бориса, царствование Шуйского, самозванцев и междуцарствие. VIII том имеет те же общие недостатки исторического изложения и слога, но гораздо менее, чем предшествующие, уже разобранные нами, два тома, останавливаться на них мы не считаем нужным, ибо в критиках наших на VI и VII томы недостатки эти были разобраны подробно. В этом VIII томе самая быстрота событий заставляла автора вести последовательный рассказ, совокупляя, сосредоточивая в нем разнообразные явления: от чего рассказ жив и изобразителен. Мы укажем теперь же лишь на некоторые странности слога и, впоследствии в своем месте на некоторые, как нам кажется, исторические ошибки. Затем мы обратимся к самой эпохе, рассказанной автором в VIII томе, и выскажем наше мнение. Надобно предварительно сказать, что упреки, нами сделанные VII тому, то есть отрывочность и часто беспричинность выписок, а также недостаток выводов, отсутствие в извлечениях знаменательности явлений, – к VIII тому не подходят. Из этого одного уже видно, как много выше VIII том предыдущих, что мы и спешим заявить с искренней радостью. Мы будем еще иметь случай поговорить особо о достоинствах VIII тома. Начинаем, как сказали, с указаний на некоторые недостатки в слоге; они не выступают ярко наружу, но зато они падают на внутреннее существо слога. Например: «Беда грозит молодому человеку; он спасается от нее пострижением, скитается из монастыря в монастырь, попадает наконец в Чудов и берется даже к Иову патриарху для книжного письма. Но здесь речи (чьи?) о возможности быть ему царем на Москве навлекли на него новую беду» [1] . Слог рассказа и сжат, и вял, в одно и то же время; какое отвлеченное и темное это выражение: «речи о возможности быть ему царем на Москве». И потом, чьи речи? – Это могли говорить про Гришку Отрепьева и другие. Говоря о восстании народном, о той минуте, когда народ ломился во дворец, автор выражается: «Стража оробела и позволила...

3. Письма о современной литературе

Входимость: 1. Размер: 90кб.

Часть текста: ход иначе движется, что при глубине общего основания нелегко отделываются от одного убеждения и принимают другое. Итак, подобная легкость и переменчивость – не слишком хороший признак; и точно, он не обманывает. Если мы повнимательнее вглядимся в нашу литературу, чем представится она после строго испытующего и долгого взора? – Явлением не очень утешительным. Литература наша – произведение искусственное, заемное, вытекшее из ложного начала подражательности; она – собрание форм, отблесков и более ничего. Вот почему так быстро сменяются формы, не утвержденные на прочной мысли, почему переливаются отсветы и отблески, лишенные собственного света и блеска. Мы говорим теперь не об отдельных талантах, но об общем ходе литературы, которого не изменяют, которому повинуются и таланты. Да, надо признаться, литература наша – явление вовсе не серьезное, как бы писатели ни морщили бровей и ни принимали задумчивого самоуглубленного вида: мрачного a la Byron, вдохновенного a la Shiller, спокойного a la Goethe, меланхолического a la Viand и пр., и пр. И до тех пор будет литература у нас несерьезна, пока не оставит ее жалкая подражательность, а она не оставит ее, пока не пробудится в ней самобытность, а самобытность не пробудится в ней, пока мы будем продолжать быть попугаями и не быть русскими, пока не узнаем настоящим образом русской истории, русского языка, русской жизни и пока не сроднимся вновь с основами...